Как рождаются «несовременные» истории, знает Анастасия Федорова
В том числе, не только тех, кто давно является признанным мастером в выбранном деле, но и тех, кто делает первые шаги в литературном творчестве.
Среди таковых – уроженка Челябинска Анастасия Федорова. Она окончила факультет немецкого языка в Московском государственном лингвистическом университете, затем курсы повышения квалификации при университете по переводу с английского на русский в сфере профессиональной коммуникации.
В начале марта Анастасия прислала несколько своих новелл. Одна новелла - развернутая метафора про качели. В ней качели - жизнь, солнце - вечность, недостижимые мечты.
«Мальчик состарился, пока качался. В конце новеллы про качели мальчик сам стал дедом, и пришел к нему новый мальчик, который говорит, что теперь его очередь жить. Мол, слезай, твое время ушло», - говорит автор новеллы.
Автор новеллы придумала образ на вечную тему «отцов и детей». Тема не новая, но каждое поколение находит свои образы и открывает своя «язык», чтобы рассказать о ней.
Помните, как говорил Чехов: поставьте передо мной чернильницу и я напишу рассказ.
Чернильницу перед Анастасией, конечно, никто не ставит – ее можно найти сейчас, разве что, в музее. Но если бы поставили такую задачу – написать рассказ на тему грустную, трагическую: у мальчика умерла мама, он вынужден жить «в людях», где его почти не кормят. Раньше, когда мама мальчика была жива, звук колокольчика оповещал его не только о времени обеда, но и предвещал встречу с мамой.
И вот ему снится сон, который начинается со звона колокольчика. В конце мальчик понимает, что встреча с мамой и роскошный обед ему только приснились, и вспоминает, что колокольчик не звонил три с половиной недели: ровно три с половиной недели назад умерла его мама, и ему больше некуда возвращаться на время обеда, так как теперь он жил у чужих людей.
Такая вот грустная должна получиться история. Так появилась новелла «Чистильщик обуви».
Предлагаем вниманию читателей эти два произведения молодого прозаика.
Стояла поздняя осень. С самого утра небо заволокло тучами. Пронизывающий до костей ветер нещадно гонял листья туда-сюда, задувая их с главной площади на боковую замызганную улочку, куда местные жители сливали нечистоты. Под стеной конторки м-ра Думхарта, под колокольчиком, на низком табурете сидел маленький мальчик с оттопыренными ушами. Низко надвинутый на лоб картуз скрывал его лицо.
− С Вас двадцать центов, сэр.
Коробок с монетами звякнул. Перед мальчиком предстала новая пара сапог.
− Ну ты худющий! Старик Думхарт совсем тебя не кормит! – «усмехнулись» ему на прощание сапоги, звякнув двадцатицентовой монетой.
Ветер проникал сквозь дырявую потрепанную курточку. Худые ботинки не спасали от мороза. Вздрагивая от холода, он с нетерпением ждал, когда, наконец, зазвенит колокольчик. Звон колокольчика означал, что пришло время обеда, а значит можно отлучиться домой на тридцать минут и повидаться с мамой.
− Чего трясешься, чертяка? Эй, уснул что ли? На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, Олли!
Повеяло виски и табаком. Олли глянул наверх.
− Мистер Думхарт, сэр.
− Вот то-то же! Упустишь хоть одного клиента – получишь по шее. Понял, чертяка?
Улочка опустела. По ней проходили лишь случайные прохожие. Олли ждал целый час. Холод крутил ему пальцы, выворачивал уши, сдавливал легкие. Зубы стучали мелкой дробью. Он прикрыл глаза.
Дзынь! Олли сразу же подскочил, крутанулся на месте, беспокойно одернул курточку и кинулся со всех ног по залитой помоями улице. Задыхаясь, взбежал он по покорёженной лестнице на второй этаж нескладного обшарпанного домика, распахнул грустно повисшую на одной петле дверь и бросился на шею матери, попутно уронив на пол мятый картуз.
Она встретила его широкой улыбкой. Ее румяные щеки блестели, как спелые яблоки. А какое роскошное платье на ней было! Олли видел его впервые.
− Ангел мой! – воскликнула красивая женщина, принимая сына в свои объятия. – Садись скорее обедать!
Олли послушно уселся за стол, который казался сосредоточением этой крошечной квартирки. Матушка поставила перед ним большую тарелку супа, мясной рулет, горшочек картофеля с зеленью, горошек… У оголодавшего мальчика разбегались глаза.
Он ел быстро, с удовольствием, жадно вдыхая аромат еды, и прикрывал глаза от наслаждения, рукавом курточки утирая перепачканные губы. Насытившись, он откинулся на спинку стула, тяжело дыша, смакуя чувство сытости и тяжести в желудке. Глаза закрывались сами собой. Сквозь сладостную дремоту он почувствовал, как матушка – поначалу нежно, а затем все грубее – принялась трясти его за плечо.
− Олли! Олли, пора вставать! А ну поднимайся, дьявол проклятый!
Олли вскрикнул от боли, пронзившей его левое ухо, и подскочил на месте. Его большие глаза широко распахнулись, и в лицо ему тут же уткнулась пожелтевшая бородка м-ра Думхарта.
Олли растерянно огляделся по сторонам. Перед ним простиралась всё та же пустынная замызганная улочка, позади привычно поскрипывали доски конторки м-ра Думхарта, а у его ног стоял всё тот же коробок с двадцатицентовыми монетами. Олли во все глаза уставился на м-ра Думхарта, словно хотел спросить его о чем-то.
− Чего пялишься, чертяка?! Сегодня останешься без обеда, отребье ленивое!
− Но разве Вы не… − Олли умолк на полуслове, оборачиваясь к колокольчику. Он вспомнил, что в него никто не звонил уже три с половиной недели.
− Слезай, моя очередь!
Дедушка усмехнулся.
− Как ты спешишь!
Мальчик тут же влез на качели и беспорядочно замахал ногами.
− Не получается!
− Давай помогу, − улыбнулся дед, движением руки приводя качели в движение.
У мальчика перехватило дыхание. Он мчался ввысь к голубому небу и облакам, таким далеким, но в то же время близким. Кажется, еще немного, и к ним можно будет прикоснуться рукой! Назад, и снова вперед – еще дальше, еще выше, еще ближе к небу и восходящему солнцу! Мальчик заливался звонким смехом.
− Еще! Еще!
Качели раскачивались все быстрее, все сильнее. С каждым разом казалось, что он вот-вот взлетит − стоит только разжать пальцы.
Вперед – назад! Вперед – назад!
− Дед! Смотри, как могу! – кричит он, заглушая свист ветра в ушах, и делает сальто на качелях, заставляя их содрогаться.
Солнце слепило его. Он горел в его лучах, подлетая к нему с каждым разом все ближе. Он жмурился и смеялся. Солнце поднималось по полотну неба, и он стремился к нему, раскачиваясь все сильнее, но оно только отдалялось.
Он старался поймать его, захватить своими гибкими пальцами и прижать к груди. Дыхание сбивалось. По лбу заструились капельки пота.
− Оно все дальше! – выдохнул он. – Его не догнать! Не схватить!
− А к чему за ним гнаться, коли не поймать? Поймай ты его, оно потеряло бы всю прелесть, а так… Смотри, как оно прекрасно!
В сердце закололо. Болела спина. Пальцы рук окаменели. Ноги дрожали от напряжения. Он раскачивался изо всех сил, но качели неуклонно замедляли свой ход. Вперед… назад… Вперед… назад…
Качели остановились, и он зажмурился. Солнце скрылось за горизонтом.
− Слезай, моя очередь! – крикнул мальчик.
Не поднимая век, дед усмехнулся в густую бороду.
− Как ты спешишь…
