С «пастырями» тайной войны познакомили в Челябинске
Добровольное вхождение казахских жузов в состав Российской империи, походы русской армии в Среднюю Азию.
Об этом – две его документально-художественные повести: «Горящие свечи саксаула» и «Караван уходит в Чиру».
– Колонизация была – и это заселение пустующих земель. Тогда как колониализм – это порабощение народов на захваченных территориях, - говорит Шалагин. - К середине XIX века между русскими пограничными линиями, с востока и запада охватывающими степь, добровольно пошедшую под русский протекторат, существовала брешь порядка 800 верст. И в этот огромный район проникали южные племена: вырезались целые аулы, включая стариков и детей. Убийства, похищение людей было обычным в те времена делом для степных мест. Беспокойные «соседи» облагали подданных Российской империи закятом, который разорял и без того небогатых кочевников.
Англичанам очень не хотелось допустить роста влияния России в Средней Азии, им нужен был выход к Каспию с его ресурсами.
– В Оренбургской губернии в середине XIX века формировалась специальная агентурная группа подростков, которым предстояло проникнуть в глубь среднеазиатских ханств, осесть там и поставлять стратегическую информацию в Оренбург, - говорит Шалагин. - В документах эта группа именуется «пастырями». Мне удалось проследить судьбы шестерых. Сколько их было в реальности, не знаю. История пастырей удивительна. Свой жизненный выбор делали подростки 15–16 лет. Причем подвиг их был тайным для родителей. Пастыри работали «в поле» (как говорят в разведке) не год и не два. Например, Мафусаил, ставший героем моей книги, провел в Бухаре 20 лет.
В 1830–1840е годы Южный Урал был самой горячей точкой нашего пограничья. Россия в своем южном подбрюшье не имела стратегического буфера, который мог бы в случае серьезного столкновения защитить империю.
Анатолий Шалагин рассказал на встрече, что в конце 19 столетия мог сложиться политический альянс из России. Германии и Японии. Но Англии удалось сделать так, чтобы он не сложился. «Сейчас можно только предполагать, что если бы такое произошло, то двадцатый век мог бы быть не таким кровавым, каким он стал с двумя мировыми войнами».
